бог мой, надо что-то предпринять, но я уже в пижаме. ©
Несчастен тот, кто страшится идти на риск. Вероятно, он не ведает
разочарований и не страдает - в отличие от тех, кто мечтает и стремится
претворить мечту в явь. Но когда он обернется - а обернется он непременно,
ибо это присуще каждому из нас, - то услышит, как говорит ему сердце; "Что
сделал ты с теми чудесами, которыми Бог так щедро усеял твои дни, досуги
твои и труды? Как употребил ты таланты, которые вверил тебе твой Наставник?
Зарыл поглубже, потому что боялся потерять? Что ж, отныне достоянием твоим
будет лишь уверенность в том, что жизнь свою ты промотал и растратил,
расточил и рассеял.
***
Вокруг нормальные люди. Люди, которые жили, как множество других. Возможно, у них было больше денег, возможно, больше счастья или иллюзий, будто они могут легко получить все, что хотят. Не исключено, что это была только видимость, и ничего более. Клетка, пусть и позолоченная, все равно оставалась клеткой, и каждый сам вершил свою судьбу. Каждый сам строил свою жизнь или разрушал ее соответственно правилам, какие устанавливал для себя. Или правилам, которые отказывался принять.
Другого выхода ни у кого не было.
***
- Мама, смотри, дядя плачет.
Детский голос вывел его из забытья. Рядом стояла светловолосая девочка в синем платье. Она притихла, когда мать ее одернула. Женщина смущенно улыбнулась и поспешила удалиться, держа девочку за руку.
Он не заметил, что плакал. И не представлял, как долго.
Слезы явились откуда-то издалека. Они не были ни спасением, ни забвением, просто облегчением. По сути – лишь небольша передышка, чтобы вздохнуть, хоть на миг почувствовать солнечное тепло, увидеть подлинный цвет моря и хоть раз услышать биение собственного сердца в груди без звуков смертельного барабана.
Он расплачивался за свое безумие.
Весь мир расплачивался за свое безумие.
***
Искусство и дерьмо – одно и то же. Кому-нибудь, так или иначе, удается их продать, что одно, что другое.
***
Для Джерри Хо живопись была случайностью, которую художник способен обнаружить, а не сотворить. Сам же процесс творчества – дело случая, хаоса, равно как и двух его естественных либо искусственных составляющих – секса и наркотика.
***
Джерри Хо был совершенный псих. По крайней мере, в своем невероятном самомнении считал себя таковым и в очередной раз это отметил.
***
И Джерри вновь предался созерцанию светлого диска луны, уже наполовину поглощенного тьмой. Его не волновало, имеется ли какое-либо научное объяснение происходящему. Важны лишь ощущения, которые он испытывает, важны лишь мистика и аллегория.
Так он лежал и наблюдал затмение, наслаждаясь остаточными эффектами наркотиков и физической усталостью, пока лунный диск не стал черным, подсвеченным светящейся каемкой на адски черном небе.
Тогда Джерри закрыл глаза и провалился в сон с единственным желанием никогда больше не просыпаться.
***
Уже много лет носит он свое приклееное к голове лицо и свою пришитую к ногам тень, до сих пор не понимая, что тяжелее. Порой у него возникает неукротимое желание оторвать их, повесить куда-нибудь на гвоздь, а самому остаться на полу, подобно марионетке, у которой чья-то милосердная рука обрезала нити.
Усталость не дает ему понять, что единственный способ следовать голосу разума – это пуститься в неудержиму гонку по стезе безумия. Все вокруг – лишь круговерть лиц, теней, голосов и людей, ведущих вольное существование, не задающих вопросы, терпеливо переносящих путешествия, довольствуясь отправлением глупых открыток.
Вокруг него звучит музыка, движутся тела, растягиваются в улыбке губы, говорятся слова, а он тут лишь из любопытства – зная, что и этот снимок день за днем будет выцветать.
Он стоит у колонны и думает: как же все тут никчемны…
***
Тебе никогда не говорили, что нельзя целиться пальцем? А если он вдруг выстрелит?
***
Это печальная мелодия, напоминающая о холодном осеннем ветре, что стелется по земле, заставляя кружиться в легком танце опавшие листья.
Он откидывается на спинку стула. Опять улыбается.
Будет другая ночь. И еще много других ночей.
***
Музыка меня не предаст. Музыка – цель жизни. Музыка- сама жизнь.
***
Mors tua, vita mea – твоя смерть – моя жизнь.
©
разочарований и не страдает - в отличие от тех, кто мечтает и стремится
претворить мечту в явь. Но когда он обернется - а обернется он непременно,
ибо это присуще каждому из нас, - то услышит, как говорит ему сердце; "Что
сделал ты с теми чудесами, которыми Бог так щедро усеял твои дни, досуги
твои и труды? Как употребил ты таланты, которые вверил тебе твой Наставник?
Зарыл поглубже, потому что боялся потерять? Что ж, отныне достоянием твоим
будет лишь уверенность в том, что жизнь свою ты промотал и растратил,
расточил и рассеял.
***
Вокруг нормальные люди. Люди, которые жили, как множество других. Возможно, у них было больше денег, возможно, больше счастья или иллюзий, будто они могут легко получить все, что хотят. Не исключено, что это была только видимость, и ничего более. Клетка, пусть и позолоченная, все равно оставалась клеткой, и каждый сам вершил свою судьбу. Каждый сам строил свою жизнь или разрушал ее соответственно правилам, какие устанавливал для себя. Или правилам, которые отказывался принять.
Другого выхода ни у кого не было.
***
- Мама, смотри, дядя плачет.
Детский голос вывел его из забытья. Рядом стояла светловолосая девочка в синем платье. Она притихла, когда мать ее одернула. Женщина смущенно улыбнулась и поспешила удалиться, держа девочку за руку.
Он не заметил, что плакал. И не представлял, как долго.
Слезы явились откуда-то издалека. Они не были ни спасением, ни забвением, просто облегчением. По сути – лишь небольша передышка, чтобы вздохнуть, хоть на миг почувствовать солнечное тепло, увидеть подлинный цвет моря и хоть раз услышать биение собственного сердца в груди без звуков смертельного барабана.
Он расплачивался за свое безумие.
Весь мир расплачивался за свое безумие.
***
Искусство и дерьмо – одно и то же. Кому-нибудь, так или иначе, удается их продать, что одно, что другое.
***
Для Джерри Хо живопись была случайностью, которую художник способен обнаружить, а не сотворить. Сам же процесс творчества – дело случая, хаоса, равно как и двух его естественных либо искусственных составляющих – секса и наркотика.
***
Джерри Хо был совершенный псих. По крайней мере, в своем невероятном самомнении считал себя таковым и в очередной раз это отметил.
***
И Джерри вновь предался созерцанию светлого диска луны, уже наполовину поглощенного тьмой. Его не волновало, имеется ли какое-либо научное объяснение происходящему. Важны лишь ощущения, которые он испытывает, важны лишь мистика и аллегория.
Так он лежал и наблюдал затмение, наслаждаясь остаточными эффектами наркотиков и физической усталостью, пока лунный диск не стал черным, подсвеченным светящейся каемкой на адски черном небе.
Тогда Джерри закрыл глаза и провалился в сон с единственным желанием никогда больше не просыпаться.
***
Уже много лет носит он свое приклееное к голове лицо и свою пришитую к ногам тень, до сих пор не понимая, что тяжелее. Порой у него возникает неукротимое желание оторвать их, повесить куда-нибудь на гвоздь, а самому остаться на полу, подобно марионетке, у которой чья-то милосердная рука обрезала нити.
Усталость не дает ему понять, что единственный способ следовать голосу разума – это пуститься в неудержиму гонку по стезе безумия. Все вокруг – лишь круговерть лиц, теней, голосов и людей, ведущих вольное существование, не задающих вопросы, терпеливо переносящих путешествия, довольствуясь отправлением глупых открыток.
Вокруг него звучит музыка, движутся тела, растягиваются в улыбке губы, говорятся слова, а он тут лишь из любопытства – зная, что и этот снимок день за днем будет выцветать.
Он стоит у колонны и думает: как же все тут никчемны…
***
Тебе никогда не говорили, что нельзя целиться пальцем? А если он вдруг выстрелит?
***
Это печальная мелодия, напоминающая о холодном осеннем ветре, что стелется по земле, заставляя кружиться в легком танце опавшие листья.
Он откидывается на спинку стула. Опять улыбается.
Будет другая ночь. И еще много других ночей.
***
Музыка меня не предаст. Музыка – цель жизни. Музыка- сама жизнь.
***
Mors tua, vita mea – твоя смерть – моя жизнь.
©